Талавир терялся в догадках. Он не слышал перемещения стен и не чувствовал движений.

Оставалось карабкаться по предварительному пути.

Коридор словно почувствовал его настроение и стал более пологим. Начал спускаться потолок. Лампа угрожающе мигнула. Талавир думал, что прошло не более получаса, а тусклый свет в трубке свидетельствовал, что ушло больше времени. Он встряхнул фонарь и пошел дальше. Через несколько шагов стены снова начали сползаться, потолок.

тоже. Полномочный представил, что находится внутри лежащей боком огромной воронки. Или приближаются к самому узкому месту песочных часов. Стены давили, жужжали, в мозгу пульсировал вопрос: что он будет делать, когда будет вынужден ползти и в конце концов упрется в узкий горлышко? Он продвинет голову и застрянет? Навеки разделенный надвое, останется в безумном лабиринте под

Ак-Шеих? Свет выхватил круглое отверстие. Он уже мимо. Дыра оказалась на уровне его лица. Она напоминала слуховое окно в доме Серова. Талавир зажал трубку в зубах и, как плавник, надумавший нырять, сунул руки в лаз.

Оттуда потянуло свежим воздухом. К его счастью, с другой стороны оказалось простор.

Обдирая плечи, он просунул туловище, уперся руками в невидимые стены и словно стянул с себя каменную дыру. Кожа на животе и бедрах кричала от боли.

Талавир тяжело свалился и подумал, что такими беспомощными и измученными чувствуют себя новорожденные. Эта мысль его смешила.

Талавир еще немного посидел, прислушиваясь к пространству. За кругом света фонаря была непроглядная тьма. Где-то неподалеку послышался шорох, словно кто-то точил железные когти о стену. Сначала ему показалось, что это выходки шепота.

Но за поворотом он услышал шаги, их сопровождал тот же звон. Талавир ускорился, потом остановился и прислушался. Тьма была пуста, или тот, кто его преследовал, затаился.

Из какого-то коридора донесся вой, сначала слабый и полный отчаяния, а дальше все громче, будто хищник услышал жертву. Лампа мигнула. Талавир побежал.

Тоннель вывел в круглое помещение. Туда сходилось несколько коридоров. Он замотал головой. Лампа начала умирать, он едва видел в шаге от себя. Ему не хватило воздуха. Он почувствовал, как тело распадается, словно он снова оказался в

Шейх-Эли.

Из одного тоннеля донесся скрежет. Лампа мигала. Сначала отрывочно, как в Медицинском секторе на Матери Ветров, а затем с большими паузами. Свет.

Талавир пытался сориентироваться, в каком коридоре преследователь. Темнота.

Ему показалось, что в среднем, и он устремился в крайней. Свет. Топот стал громче. За ним бежало огромное существо. Талавир успел увидеть, что коридор заканчивался комнатой с двумя дверями, а затем снова упала тьма.

Он потряс фонарь. В трубке еще летало несколько горошин гриба. В их свете ладонь казалась синюшной, как у мертвеца, а затем он почувствовал удар. Его атаковало огромное железное чудовище. Талавир вонзил фонарь ей в пасть, пытаясь сдержать напор когтей. Бекир был прав: джадал состоял из металлического лома и только очертаниями напоминал человеческое тело. Острые обломки хаотично формировали зубы. Один из ртов, разинувшийся на ноге чудовища, вцепился Талавиру в колено. Другой пытался укусить за живот. Талавир вырвал ногу, толкнул чудовище в пах, почувствовал скрип собственных суставов, развернулся и застучал в ближайшую дверь. Они были закрыты. Урод прыгнул. Вес джадала позволил проломить древесину. Оба вылетели в соседнее помещение.

Приземлился только Талавир. Приготовился к приступу. Из разодранной кожи лилась кровь, но джадал исчез. А Талавир оказался как в глубокой могиле или склепе. Воняло плесенью, сырыми камнями и мочой. Талавир попытался подняться и уперся плечами в земляной потолок, ощупал стены и не обнаружил ни одного выхода. В висках застучала кровь.

— Только мальчики боятся быть захороненными живьем, — пробормотал

Талавир и снова принялся стучать по стенам.

Непонятно как, но он оказался в яме, в которой когда-то жил человек. На уровне головы он нашел участок, звучавший громче других. Это была фанерная доска. Талавиру удалось отчистить ее от грязи и вытащить. В стене образовалось небольшое окно, сквозь которое в яму вторгся тусклый свет. После часов в темноте Талавир не сразу оценил увиденное.

У стены лежал старый матрас, возле него стояла железная миска с зеленоватой субстанцией. По форме она напоминала самсу. Если это была еда, то она уже сгнила. Глиняные стены покрывали детские рисунки, повторявшие карты Мамая: Кара-Меркит и шатер демоницы, дом Серова, парень, девочка и лиса на двух ногах, Золотая Колыбель и фигура в центре четырех лучей.

Между ними каждый сантиметр стен был заполнен цифрами, формулами и чертежами. Кое-где они были нарисованы углем, но в основном нацарапаны. От стен пахло мочой. Талавир понял, что обитатель ямы именно ею смывал предварительные надписи и формировал поверхность под последующие.

О школе Зорга ходило много слухов. Талавир поймал себя на мысли, что никогда по-настоящему в них не верил. Даже Руфь считала эксперименты, которые якобы проводил доктор Зорг над своими питомцами, преувеличением. Многие из тех питомцев стали верхушкой Старших Братьев. Разве мог один из основателей организации заставить ребенка жить в таких условиях? Но Талавир был уверен: это комната Мамая, где он жил до того, как стал ученым и Богом

Вспышек. Так доктор Зорг ковал его повиновение.

Талавир толкнул стену плечом. После нескольких ударов глина рухнула. В глаза ударил тусклый свет. На какой-то ужасный момент Талавир подумал, что вернулся на Матерь Ветров. Но это была маленькая комната над ямой, с единственной дверью на противоположной стене. Талавир сделал несколько шагов, осторожно потянул за ручку и очутился в доме Серова.

В прихожей царил полумрак. Окна были заклеены газетами.

Воняло гнилой пищей, спертым воздухом и помойкой. На полу валялись горы мусора: кипы картона, мешки с бутылками, ржавые банки с эмблемами.

Старших Братьев. В нитях дневного света сверкали едва заметные дольки суету. Мотлох не пропускал никаких звуков. Фильтр и генератор, к звукам которых

Талавир привык за время в Ак-Шеих, молчали. Стол был загроможден грязными мисками. На дне каждой копошились огромные черви. В их брюшках пульсировали темно-розовые крапинки. Талавир наклонился поближе, чтобы проверить догадку, и отшатнулся. Голова каждой личинки оканчивалась миниатюрным детским